Демоны Алой розы - Страница 19

– Ступеньки, – бормочет барон. – Зачем их тут столько? Все срыть!

– Непременно! – соглашается с ним сэр Томас, но уже без прежнего энтузиазма.

Дело в том, что человек – существо сложное, и есть у него привычки врожденные и необоримые, примером чему может служить манера смотреть в темноте под ноги. Никто не спорит, разумеется, что в нормальных условиях, скажем, в замковом коридоре, это чрезвычайно полезная привычка, ибо она помогает не наступить на лежащую на дороге охотничью собаку или, скажем, своего брата-рыцаря, сраженного усталостью и внезапным богатырским сном. Но вот во мраке пещеры, освещаемой одним лишь факелом, да и то – тусклым, она пагубна, ибо, глядя вниз, можно врезаться головой во что-нибудь свисающее напротив, сверху, с потолка. Что только что и имело место, ибо строители замка не принимали в расчет двухметровых посетителей и на высоте перекрытий, где могли, сэкономили.

Разумеется, ни ссадины, ни шишки, ни даже легкого покраснения рыцарь не заработал, для этого его череп слишком прочен, но честь – честь слегка пострадала, а значит – настроение слегка испортилось. Теперь он пытается глядеть и вверх, и вниз одновременно. В целом, эта тактика дает свои результаты, хотя и не совсем те, что ожидалось.

– Что ты все киваешь?! – возмущается сэр Джон. Его воспитанник вздыхает.

Но наконец путь пройден.

– Пришли, мой господин, – слуга кланяется, стараясь быть на расстоянии, большем зоны досягаемости конечностей любимого хозяина. Перед пришедшими дубовая дверь, окованная железом и запертая на засов, а перед дверью стоят два стражника. Услышав приближающихся загодя, они имели время подготовиться и теперь стоят по стойке «смирно», с оружием наголо.

– Да открывайте уже! – раздраженно бросает барон.

Дверь открывается со скрежетом, способным поднять мертвого.

– Петли смазать. Ты! Отвечаешь.

– Да, господин.

Барон Джон и его спутники входят в маленькое помещение. Собственно, оно с самого начала было задумано как камера для заключенных. Минута проходит в ожидании, пока за спиной новоприбывших воткнут в специальную подставку факел и запалят еще два. В камере постепенно становится светлее, можно разглядеть три закованных в колодки тела, лежащие на полу без движенья, Болдвина Робертсона (в самом дальнем от барона углу) и еще двух стражников.

– Ну, и где эти ваши исчадия? – снова начинает заводиться барон. – Ну-ка… а… ну, вижу. Н-да…

* * *

– Истинно говорю вам: тварей сих надлежит сжечь на костре, ибо огонь очищающий…

– Тебе еще раз в ухо дать? – хмуро интересуется рыцарь, и монах умолкает на полуслове. Сэр Томас машинально отмечает, что боли этот парень, похоже, не очень боится. Либо глуп, либо…

– Ты что, был солдатом?

Монах вздрагивает:

– Я не знал, что это так заметно.

– Почему стал монахом?

– Я был свидетелем чуда. Я…

– Заткнулись, оба! – барон раздражен, он не любит ситуаций вроде этой, когда непонятно, что нужно делать. Впрочем… почему – непонятно?

Он снова тянется к кубку с вином.

* * *

За прошедшие полчаса камера изменилась до неузнаваемости, а именно, в ней появился стол и два стула – как ни странно, этого оказалось достаточно, чтобы превратить гнетущий сумрак тюремного помещения в расслабляющий полумрак, так хорошо сочетающийся с приятной трапезой.

Разумеется, никто не собирается приглашать к еде ни Робертсона, ни солдат, ни, тем более, монаха – и, да, на столе появилась еда. И вино.

– И долго они будут без сознания? – интересуется, наконец, утоливший первый голод барон.

– Не знаю, – вздыхает один из солдат, являющийся, по совместительству, замковым лекарем. – Я даже не знаю, почему они… так. Все в синяках, но ни переломов, ни ран я не нашел, да и ушибы какие-то странные. Готов поклясться, их никто не бил. Они… они словно с горы кувырком спустились. Может, водой их облить?

– Ну так облей!

Колодец в подземелье есть; вообще, в таких пещерах проблема не в том, где взять воду, а в том, как он нее избавиться. Для этого в более-менее горизонтальном полу, прямо в мягком камне, пробиты дренажные канавки, и вода стекает… туда, где ниже. Там ее можно черпать ковшами, ведрами или мехами.

Вскоре отправленный за водой солдат возвращается с полным ведром и вопросительно смотрит на своего командира.

– Вот этого, который побольше, – показывает барон рукой, в которой зажат ломоть копченой оленины. – Сдается мне, это их командир.

«И то правда, – думает сэр Томас. – Женщина командиром быть не может вообще, а второй – слишком молод».

Ледяной водопад обрушивается на голову пленника, и тот начинает шевелиться.

– Посади его спиной к стене.

Пленник очень похож на человека, но все-таки это не человек. Во-первых, пропорции. Слишком жилист, при том что отнюдь не худ, и ясно, что силен. Слишком резкие черты лица и чуть-чуть, в мелких деталях, неправильные пропорции. Кожа тоже отличается от человеческой, сероватая такая кожа, но не бледно-серая, как у узников подобных вот подземелий, а, так сказать, здорового серого цвета. Зубы… вроде крупнее человеческих.

Но, если поискать по лесным тропкам да по лондонским трущобам, найдешь лица и поуродливей, причем долго искать не придется. Дело не в этом. Просто перед рыцарями нелюдь, и все чувства сэра Томаса прямо-таки кричат об этом. Сэр Томас хмурится.

Пленник открывает глаза и первым, на кого он смотрит, – так уж получилось, – оказывается францисканец. Монах шарахается прочь, едва не налетев на стол, молодой рыцарь легко, как котенка, перехватывает его за шиворот и с долей удовольствия запускает в полет через всю комнату. Глаза у пленника желтые, волчьи, и они наблюдают за летящим монахом с явным одобрением.