– Нет. В мытье.
– Мыться – грех.
– Ну да. Зато не так воняет.
– Заткни нос и пей.
Бульканье.
– Вообще, здесь хорошо. У вас, я имею в виду. Вино. Еда. И никаких орков.
– Не любишь ты орков.
– Любить орков… А что? М-можно. Да, я их люблю… разными способами…
Смех. Джон Рэд отдыхает, Акут-Аргал отдыхает, весь замок отдыхает, и только монах-францисканец… скучный он человек, молится во спасение их заблудших душ.
– Серые плащи.
– О, да! За-ну-ды!
Бульканье.
– Ты мне вот что скажи. Все-таки, гоблины ведь не люди?
– Еще не хватало! Мы, между прочим, высшая раса… И вообще, что это за фигня у тебя на гобелене нарисована? Вон, рядом с обезьяной?
– Это львы… они там это… рвут на части первых христиан.
– О как! Знаешь, ты не обижайся только… Христиане вот, они похожи.
– Н-на что?
– Что – на что?
– Н-на что похожи христиане?
– Ну… на христиан.
– Выпьем.
– П-погоди, я не договорил. Не сбивай меня с мысли. Вот эти львы… Этот художник этих львов никогда в жизни…
– Короче. Надо г-рить коротко. Как меч.
– Ну.
– Говори.
– Меч. Нет. Не то. Христиане. Нет. Львы. О! Почему на этом гобелене львы похожи на свиней с зубами?
– Не знаю. Никогда льва не видел. Выпьем.
– Не старайся. Гоблина тебе не перепить. Устройство печени. Повелитель объяснял. Алкоголь перерабатывается в мито… мито… хондриях, вот. А у тебя в си-то-плаз-ме. Вот. А ты льва видел?
– Не видел.
– А я видел. Эта тварь на коврике – не лев. Лев, он красивый. Он – царь зверей.
– И торов?
– Ну… не придирайся. У торов нет царя. У них королева. И ко-ко-король. Но она его потом съедает, и остается вдова. А лев, он наоборот… У него, между прочим, гарем…
– Выпьем за это.
Бульканье.
– У вас тут хорошо. Жалко, гоблинов тут не любят.
– Вы зеленые, потому что. То есть серые. Серовато… зеленовато…
– Сам ты… Хотя, нет.
Бульканье. Падение тела на пол.
– Эй, кто-нибудь!
Тишина.
– Слабак. Хотя держался дольше прочих.
Шаги. Сдавленные проклятья.
– Это невозможно.
– Угу. Потащили.
– Нет, ты не понял. Человек не может перепить гоблина.
– А это нам, значит, снится? Дожили, уже во сне тяжести таскать приходится.
– Да вроде нет, судя по весу. Не сон.
– Я и говорю – потащили.
– Ик! А я говорю – слабак!
– Люди полны сюрпризов.
– Тренировался, небось… Зараза, тяжелый…
Шорох, словно по полу тащат что-то массивное, в сапогах.
Тишина. Одинокий храп Джона Рэда.
После хорошей попойки и хорошего ужина важен хороший сон. И вовсе ни к чему будить рыцаря, тряся его за плечо, – можно запросто схлопотать в ухо…
Хрясть! – слышен треск ломающейся… кости? Барон Джон пробуждается, с недоумением глядя на свой кулак. Точнее, на то место в окружающей темноте, где он, предположительно, находится.
– Я же тебе говорил!
– Силен!
– Я что только что стукнул? – интересуется рыцарь. – И это что – ночь? Томас, ты?
– Стул, – отзывается темнота шепотом Питера Батлера, – вы сломали стул.
– Это я, – одновременно раздается голос Мак-Карти. – Сэра Томаса сейчас будят.
Словно в ответ на его слова, в дальнем конце зала слышен удар и чей-то крик. Барон расплывается в улыбке, впрочем невидимой в кромешном мраке.
– А почему темно?
– Мы решили не зажигать огня. Гоблины утверждают, что в замке посторонний. Они пошли его ловить.
– То есть – один посторонний?
– Ну… да.
– А будить-то зачем? – недовольно ворчит рыцарь, вставая. – Утром бы… А где этот… Акут… Аргал? Тоже ловит?
– Если бы! – вздыхает Мак-Карти. – Вы его так напоили… не добудиться.
Улыбка барона Джона становится шире, а в комнате, вроде, светлеет.
– Поймают – пусть тащат сюда, – распоряжается он. – Мак-Грегор с ними?
– Да.
– Это хорошо.
Между тем, в служебных коридорах замка, близ кухни, разыгрывается настоящая погоня. Летают по воздуху веники и кастрюли, вспыхивает и гаснет огонь в светильниках, из разных углов раздается то эхо осторожных шагов, то дробный топот.
Трое ловят одного – и никак не могут поймать.
– Есть! – Генора-Зита падает на пол, обхватив неуловимого воришку, и тут же вскакивает на ноги с воплем – она только что «поймала» котелок горячей каши.
– Ловок, мерзавец!
– Дверь!
Дверь захлопывается, как бы сама по себе.
– Потолок!
С потолка что-то падает, сверху падает Мак-Грегор, а на него – Виза-Ток.
– Это свиная туша.
– Тихо все.
– За столом!
Стол едет по полу, совершенно самостоятельно, а из камина вылетает облако сажи. Гаснет последний светильник, а затем раздается вскрик. Это не гоблины и не шотландец – это кто-то еще.
– Я так и знал, что ты попытаешься стащить этот веник, – довольным голосом произносит Виза-Ток. Светильники волшебным образом вспыхивают, освещая разгромленную кладовую.
– Фи! – говорит Генора-Зита. – Это ребенок!
Ребенок таращится на «демонов», верещит и падает в обморок. Виза-Ток, ругнувшись, кладет его на пол, но тут светильники, словно сговорившись, дружно гаснут, стол опрокидывается, и все начинается сначала.
– Он не просто ловок, – Генора-Зита проводит рукой вдоль своей куртки, указывая на нее, но стараясь при этом не касаться блестящей кожи, словно желая проиллюстрировать свой тезис. Куртка густо залита жиром с примесью разваренного пшена. – Он просто потрясающе ловок. Я никогда такого не видела!
– И кто теперь будет говорить, что пахнет от меня? – весело интересуется сэр Томас.