И совершенно иначе складывается жизнь, если ты – один из высших людей королевства, да что там «один из» – высший. Сто человек с телегами способны переместить с места на место маленький дворец – роскошный шатер, подушки, столы и столики, походную мебель резного дерева… Не говоря уже о странствующих вместе с покровителем, в надежде застать его в хорошем настроении, музыкантах.
Последним Ричард Йоркский только что велел заткнуться и выметаться вон.
Сейчас претендент на престол принимает решения – процесс важный и, что бы там ни сочинили впоследствии литераторы, совершенно не допускающий эмоционального подхода. Война – это продолжение политики, и без политики, без интриг и расчетов, она будет проиграна, еще не начавшись.
Процесс принятия решений происходит перед шатром, под навесом, превращающим солнечные лучи в мягкий рассеянный свет. Походное кресло герцога стоит на большом ковре, а документы, которые он время от времени подписывает, появляются и исчезают на красивом резном столике из красного дерева. Нет, определенно, в том, чтобы путешествовать, есть свои прелести, особенно если ты богат и знатен.
– Ральф Норман, – читает советник, худощавый и явно, судя по манере держаться, знающий себе цену джентльмен. – Барон. Опоясанный рыцарь. Предлагает свой меч и четыре сотни бойцов, в основном наемников, служащих за его собственные деньги.
– Рекомендации? – уточняет герцог, рассеянно поигрывая кольцом – фамильной драгоценностью и, по совместительству, личной печатью, заверяющей подпись кандидата на престол. Кольцо сверкает и переливается. Затем герцог кладет его на край столика и вздыхает. Всем хорош его советник, да вот беда – вбил себе в голову, что когда милорд крутит в руках кольцо, его не следует отвлекать. Вот и сейчас – молча ест своего повелителя глазами, согнувшись в полупоклоне.
– Да говори уже!
– Это хороший союзник, – просто отвечает советник. – И просит он лишь то, что и сам может получить.
– Большая редкость! – фыркает Ричард. Его можно понять – день за днем ведя торг, меняя будущие привилегии на сегодняшнюю помощь людьми и оружием, можно стать закоренелым циником. – Чего же он просит?
– Земельные наделы нескольких своих соседей, – советник ведет пальцем по бумаге, беззвучно шевеля губами. – Ни один из них не может выставить сколь-нибудь значительной помощи, и ни один не является твердым сторонником вашей милости.
– Тогда это решено. – На столике, как бы из ниоткуда, появляется лист с подготовленным заранее текстом, герцог берет перо и ставит размашистую подпись. Тянется за кольцом-печатью. Вот и все, Джон Рэд, теперь только чудо может спасти твой замок и твою землю.
Чудо влетает под навес, подобно пушечному ядру, сопровождаемое хриплым карканьем, на лету подхватывает кольцо и уносится прочь, над самой землей, поднимая пыль в лихорадочной борьбе с силой тяжести. Кольцо оказывается тяжелее, чем это кажется со стороны.
Прислуга кто богохульствует, кто истово крестится, кто сочетает оба эти занятия, и лишь на лице секретаря мы наблюдаем застывшее чопорное выражение, присущее истинно английскому слуге: «Не знаю, сэр. Этот джентльмен не значится в списке приглашенных».
Ричард же Йоркский даже бровью не ведет – положение обязывает, и этим все сказано.
– Так, – задумчиво произносит он, после подобающей ситуации паузы. – Понятно. Сдается мне, решение о наделении землями барона Ральфа Нормана следует отложить до лучших… э… короче, отложить. Да. И еще – принесите копию печати.
Герцог озадачен, но отнюдь не напуган. «В конце концов, – думает он, – иногда ворона – это всего лишь ворона». А что, мысль вполне свежая.
Чарли, – а беспрецедентный по наглости поступок, разумеется, совершен именно им, – летит с трудом: кольцо золотое, очень тяжелое, и вообще вороны плохо летают с опущенной головой. Попытка же нести кольцо в лапах вообще едва не приводит к воздушной катастрофе, ибо, оказывается, для подобного подвига нужны железные когти сокола.
Сдаваться, однако, Чарли не собирается и усердно машет крыльями до тех пор, пока внизу не появляется уже знакомый нам придорожный постоялый двор. Ворон тяжело опускается, можно сказать – рушится на крышу и некоторое время возится, пристраивая свой драгоценный груз в щели между досок.
Затем он топорщит перья, и на совершенно, казалось бы, не приспособленной для этого вороньей физиономии появляется – тут не ошибешься! – выражение озорной радости. Так мог бы радоваться мальчишка-хулиган, только что привязавший спящую собаку к кольцу в носу быка-производителя. Во-первых, «я это сделал, прикиньте!», а во-вторых, «дайте им только проснуться, и тут такое начнется!»
Чарли растет, и предпринимаемые им авантюры тоже постепенно усложняются. Что же до того, что отец Уолтер полагает иначе… он просто пока не в курсе.
Отряд на марше – это совсем не то же самое, что прогулка верхом. Это – работа, и работа тяжелая. Одно дело двигаться с обозом, едва быстрее пешехода, когда рыцари едут без доспехов, а посланные вперед слуги готовят к твоему приезду стоянку в тени у ручья. И совсем другое, когда обоз остался далеко позади и бойцы скачут вперед пусть неспешной – если глядеть со стороны, – но все же рысью, ведя лишь сменных лошадей, груженных лишь тем, что потребно для войны.
Доспехи – надеты, так как времени на подготовку к бою может просто не хватить. Снаружи – теплый весенний день, а под броней – баня, и конь твой тоже в мыле, ибо рыцарь в железе – это очень и очень тяжело. Про то, как рыцарю на марше справлять – это в броне-то! – естественные нужды, в рыцарских романах, кстати, не упоминается отнюдь не случайно.